Неточные совпадения
Я, как матрос, рожденный и выросший на палубе разбойничьего брига: его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный на
берег, он скучает и томится, как ни мани его тенистая роща, как ни свети ему мирное солнце; он ходит себе целый день по прибрежному песку, прислушивается
к однообразному ропоту набегающих волн и всматривается в туманную даль: не мелькнет ли там на бледной черте, отделяющей синюю пучину
от серых тучек, желанный парус, сначала подобный крылу морской чайки, но мало-помалу отделяющийся
от пены валунов и ровным бегом приближающийся
к пустынной пристани…
Сознав положение, Меннерс хотел броситься в воду, чтобы плыть
к берегу, но решение его запоздало, так как лодка вертелась уже недалеко
от конца мола, где значительная глубина воды и ярость валов обещали верную смерть.
Корабль подойдет величественно
к самому
берегу под звуки прекрасной музыки; нарядная, в коврах, в золоте и цветах, поплывет
от него быстрая лодка.
Катерина. Такая уж я зародилась горячая! Я еще лет шести была, не больше, так что сделала! Обидели меня чем-то дома, а дело было
к вечеру, уж темно, я выбежала на Волгу, села в лодку, да и отпихнула ее
от берега. На другое утро уж нашли, верст за десять!
Дорога
от станции
к городу вымощена мелким булыжником, она идет по
берегу реки против ее течения и прячется в густых зарослях кустарника или между тесных группочек берез.
Можно было думать, что этот могучий рев влечет за собой отряд быстро скакавших полицейских, цоканье подков по булыжнику не заглушало, а усиливало рев. Отряд ловко дробился, через каждые десять, двадцать шагов
от него отскакивал верховой и, ставя лошадь свою боком
к людям, втискивал их на панель, отталкивал за часовню,
к незастроенному
берегу Оки.
Но гора осыпалась понемногу, море отступало
от берега или приливало
к нему, и Обломов мало-помалу входил в прежнюю нормальную свою жизнь.
Райский вздрогнул и, взволнованный, грустный, воротился домой
от проклятого места. А между тем эта дичь леса манила его
к себе, в таинственную темноту,
к обрыву, с которого вид был хорош на Волгу и оба ее
берега.
Он прошел окраины сада, полагая, что Веру нечего искать там, где обыкновенно бывают другие, а надо забираться в глушь,
к обрыву, по скату
берега, где она любила гулять. Но нигде ее не было, и он пошел уже домой, чтоб спросить кого-нибудь о ней, как вдруг увидел ее сидящую в саду, в десяти саженях
от дома.
Между тем жизнь будила и отрывала его
от творческих снов и звала,
от художественных наслаждений и мук,
к живым наслаждениям и реальным горестям, среди которых самою лютою была для него скука. Он бросался
от ощущения
к ощущению, ловил явления,
берег и задерживал почти силою впечатления, требуя пищи не одному воображению, но все чего-то ища, желая, пробуя на чем-то остановиться…
Сильные и наиболее дикие племена, теснимые цивилизацией и войною, углубились далеко внутрь; другие, послабее и посмирнее, теснимые первыми изнутри и европейцами
от берегов, поддались не цивилизации, а силе обстоятельств и оружия и идут в услужение
к европейцам, разделяя их образ жизни, пищу, обычаи и даже религию, несмотря на то, что в 1834 г. они освобождены
от рабства и, кажется, могли бы выбрать сами себе место жительства и промысл.
Сегодня положено обедать на
берегу. В воздухе невозмутимая тишина и нестерпимый жар. Чем ближе подъезжаешь
к берегу, тем сильнее пахнет гнилью
от сырых кораллов, разбросанных по
берегу и затопляемых приливом. Запах этот вместе с кораллами перенесли и на фрегат. Все натащили себе их кучи. Фаддеев приводит меня в отчаяние: он каждый раз приносит мне раковины; улитки околевают и гниют. Хоть вон беги из каюты!
Когда наша шлюпка направилась
от фрегата
к берегу, мы увидели, что из деревни бросилось бежать множество женщин и детей
к горам, со всеми признаками боязни. При выходе на
берег мужчины толпой старались не подпускать наших
к деревне, удерживая за руки и за полы. Но им написали по-китайски, что женщины могут быть покойны, что русские съехали затем только, чтоб посмотреть
берег и погулять. Корейцы уже не мешали ходить, но только старались удалить наших
от деревни.
Я взглядом спросил кого-то: что это? «Англия», — отвечали мне. Я присоединился
к толпе и молча, с другими, стал пристально смотреть на скалы.
От берега прямо
к нам шла шлюпка; долго кувыркалась она в волнах, наконец пристала
к борту. На палубе показался низенький, приземистый человек в синей куртке, в синих панталонах. Это был лоцман, вызванный для провода фрегата по каналу.
Я все мечтал — и давно мечтал — об этом вояже, может быть с той минуты, когда учитель сказал мне, что если ехать
от какой-нибудь точки безостановочно, то воротишься
к ней с другой стороны: мне захотелось поехать с правого
берега Волги, на котором я родился, и воротиться с левого; хотелось самому туда, где учитель указывает пальцем быть экватору, полюсам, тропикам.
Около городка Симодо течет довольно быстрая горная речка: на ней было несколько джонок (мелких японских судов). Джонки вдруг быстро понеслись не по течению, а назад, вверх по речке. Тоже необыкновенное явление: тотчас послали с фрегата шлюпку с офицером узнать, что там делается. Но едва шлюпка подошла
к берегу, как ее водою подняло вверх и выбросило. Офицер и матросы успели выскочить и оттащили шлюпку дальше
от воды. С этого момента начало разыгрываться страшное и грандиозное зрелище.
Сегодня были японцы с ответом
от губернатора, что если мы желаем, то можем стать на внутренний рейд, но не очень близко
к берегу, потому что будто бы помешаем движению японских лодок на пристани.
Но путешествие идет
к концу: чувствую потребность
от дальнего плавания полечиться —
берегом. Еще несколько времени, неделя-другая, — и я ступлю на отечественный
берег. Dahin! dahin! Но с вами увижусь нескоро: мне лежит путь через Сибирь, путь широкий, безопасный, удобный, но долгий, долгий! И притом Сибирь гостеприимна, Сибирь замечательна: можно ли проехать ее на курьерских, зажмуря глаза и уши? Предвижу, что мне придется писать вам не один раз и оттуда.
В первом часу наконец
от берега тронулась целая флотилия
к нам.
С этим же равнодушием он, то есть Фаддеев, — а этих Фаддеевых легион — смотрит и на новый прекрасный
берег, и на невиданное им дерево, человека — словом, все отскакивает
от этого спокойствия, кроме одного ничем не сокрушимого стремления
к своему долгу —
к работе,
к смерти, если нужно.
Нет,
берег, видно, нездоров мне. Пройдусь по лесу, чувствую утомление, тяжесть; вчера заснул в лесу, на разостланном брезенте, и схватил лихорадку. Отвык совсем
от берега. На фрегате, в море лучше. Мне хорошо в моей маленькой каюте: я привык
к своему уголку, где повернуться трудно; можно только лечь на постели, сесть на стул, а затем сделать шаг
к двери — и все тут. Привык видеть бизань-мачту, кучу снастей, а через борт море.
Остальная половина дороги, начиная
от гостиницы, совершенно изменяется: утесы отступают в сторону, мили на три
от берега, и путь, веселый, оживленный, тянется между рядами дач, одна другой красивее. Въезжаешь в аллею из кедровых, дубовых деревьев и тополей: местами деревья образуют непроницаемый свод; кое-где другие аллеи бегут в сторону
от главной,
к дачам и
к фермам, а потом
к Винбергу, маленькому городку, который виден с дороги.
Сколько помню, адмирал и капитан неоднократно решались на отважный набег
к берегам Австралии, для захвата английских судов, и, кажется, если не ошибаюсь, только неуверенность, что наша старая, добрая «Паллада» выдержит еще продолжительное плавание
от Японии до Австралии, удерживала их, а еще, конечно, и неуверенность, по неимению никаких известий, застать там чужие суда.
Я писал вам, как мы, гонимые бурным ветром, дрожа
от северного холода, пробежали мимо
берегов Европы, как в первый раз пал на нас у подошвы гор Мадеры ласковый луч солнца и, после угрюмого, серо-свинцового неба и такого же моря, заплескали голубые волны, засияли синие небеса, как мы жадно бросились
к берегу погреться горячим дыханием земли, как упивались за версту повеявшим с
берега благоуханием цветов.
9-го мы думали было войти в Falsebay, но ночью проскользнули мимо и очутились миль за пятнадцать по ту сторону мыса. Исполинские скалы, почти совсем черные
от ветра, как зубцы громадной крепости, ограждают южный
берег Африки. Здесь вечная борьба титанов — моря, ветров и гор, вечный прибой, почти вечные бури. Особенно хороша скала Hangklip. Вершина ее нагибается круто
к средине, а основания выдается в море. Вершины гор состоят из песчаника, а основания из гранита.
Когда мы сели в шлюпку, корабль наш был верстах в пяти; он весь день то подходил
к берегу, то отходил
от него. Теперь чуть видны были паруса.
По крайней мере со мной, а с вами, конечно, и подавно, всегда так было: когда фальшивые и ненормальные явления и ощущения освобождали душу хоть на время
от своего ига, когда глаза, привыкшие
к стройности улиц и зданий, на минуту, случайно, падали на первый болотный луг, на крутой обрыв
берега, всматривались в чащу соснового леса с песчаной почвой, — как полюбишь каждую кочку, песчаный косогор и поросшую мелким кустарником рытвину!
Какой-то старый купец хотел прыгнуть
к нам на плот, когда этот отвалил уже
от берега, но не попал и бухнулся в воду,
к общему удовольствию собравшейся на
берегу публики.
Я шел по горе; под портиками, между фестонами виноградной зелени, мелькал тот же образ; холодным и строгим взглядом следил он, как толпы смуглых жителей юга добывали, обливаясь потом, драгоценный сок своей почвы, как катили бочки
к берегу и усылали вдаль, получая за это
от повелителей право есть хлеб своей земли.
«А вы куда изволите: однако в город?» — спросил он. «Да, в Якутск. Есть ли перевозчики и лодки?» — «Как не быть! Куда девается? Вот перевозчики!» — сказал он, указывая на толпу якутов, которые стояли поодаль. «А лодки?» — спросил я, обращаясь
к ним. «Якуты не слышат по-русски», — перебил смотритель и спросил их по-якутски. Те зашевелились, некоторые пошли
к берегу, и я за ними. У пристани стояли четыре лодки.
От юрты до Якутска считается девять верст: пять водой и четыре
берегом.
Японцы приезжали
от губернатора сказать, что он не может совсем снять лодок в проходе; это вчера, а сегодня, то есть 29-го, объявили, что губернатор желал бы совсем закрыть проезд посредине, а открыть с боков, у
берега, отведя по одной лодке. Адмирал приказал сказать, что если это сделают, так он велит своим шлюпкам отвести насильно лодки, которые осмелятся заставить собою средний проход
к корвету. Переводчики, увидев, что с ними не шутят, тотчас убрались и чаю не пили.
Ведь знал же я одну девицу, еще в запрошлом «романтическом» поколении, которая после нескольких лет загадочной любви
к одному господину, за которого, впрочем, всегда могла выйти замуж самым спокойным образом, кончила, однако же, тем, что сама навыдумала себе непреодолимые препятствия и в бурную ночь бросилась с высокого
берега, похожего на утес, в довольно глубокую и быструю реку и погибла в ней решительно
от собственных капризов, единственно из-за того, чтобы походить на шекспировскую Офелию, и даже так, что будь этот утес, столь давно ею намеченный и излюбленный, не столь живописен, а будь на его месте лишь прозаический плоский
берег, то самоубийства, может быть, не произошло бы вовсе.
После Кумуху в последовательном порядке идет опять ряд мелких горных речек с удэгейскими названиями: Сюэн (по-русски Сваин, на картах — река Бабкова), потом Омосо, Илянту и Яктыга. В истоках Омосо есть гора с голой вершиной, которая поэтому и названа Голой. Другая гора, Высокая, находится недалеко
от моря, между реками Омосо и Илянту. Участок
берега моря
от реки Кумуху
к северу до мыса Сосунова занят выходами гранитов, гнейсов и сиенитов.
Верхняя половина течения имеет направление с северо-запада, а затем река круто поворачивает
к северо-востоку и течет вдоль
берега моря, будучи отдалена
от него горным кряжем Чанготыкалани.
Этот какими-то силами оторванный
от материка кусок суши с высокими скалистыми
берегами имеет форму подковы, обращенной открытой стороной
к югу. Продолжением его по направлению
к материку будет остров Путятин и мыс Майдль. Ныне Аскольд известен как естественный питомник пятнистых оленей.
Пароход стал шагах в четырехстах
от устья реки. Мулы были спущены прямо на воду. Они тотчас же сориентировались и поплыли
к берегу, где их уже ожидали стрелки.
Когда мы подошли
к реке, было уже около 2 часов пополудни. Со стороны моря дул сильный ветер. Волны с шумом бились о
берег и с пеной разбегались по песку.
От реки в море тянулась отмель. Я без опаски пошел по ней и вдруг почувствовал тяжесть в ногах. Хотел было я отступить назад, но,
к ужасу своему, почувствовал, что не могу двинуться с места. Я медленно погружался в воду.
После этого мы дружно взялись за топоры. Подрубленная ель покачнулась. Еще маленькое усилие — и она стала падать в воду. В это время Чжан Бао и Чан Лин схватили концы ремней и закрутили их за пень. Течение тотчас же начало отклонять ель
к порогу, она стала описывать кривую
от середины реки
к берегу, и в тот момент, когда вершина проходила мимо Дерсу, он ухватился за хвою руками. Затем я подал ему палку, и мы без труда вытащили его на
берег.
От Янсели мы узнали, что находимся на реке Дагды, текущей
к Нахтоху. Не без труда удалось нам уговорить его быть нашим проводником. Главной приманкой для него послужили не деньги, а бердановские патроны, которые я обещал дать ему на
берегу моря.
Немного дальше камней Сангасу тропа оставляет морское побережье и идет вверх через перевал на реке Квандагоу (приток Амагу). Эта река длиной около 30 км. Истоки ее находятся там же, где и истоки Найны. Квандагоу течет сначала тоже в глубоком ущелье, заваленном каменными глыбами, но потом долина ее расширяется. Верхняя половина течения имеет направление с северо-запада, а затем река круто поворачивает
к северо-востоку и течет вдоль
берега моря, будучи отделена
от него горным кряжем Чанготыкалани.
Большие обнажения на
берегу моря
к северу
от реки Такемы состоят главным образом из лав и их туфов (биолитовый дацит), дальше тянутся полевошпатовые сланцевые породы и диорит. Тип
берега кулисный. Действительно, мысы выступают один за другим наподобие кулис в театре. Вблизи
берега нигде нет островов. Около мысов, разрушенных морским прибоем, кое-где образовались береговые ворота. Впоследствии своды их обрушились, остались только столбы — любимые места отдыха птиц.
На другой день с бивака мы снялись рано и пошли по тропе, проложенной у самого
берега реки. На этом пути Нахтоху принимает в себя с правой стороны два притока: Хулеми и Гоббиляги, а с левой — одну только маленькую речку Ходэ. Нижняя часть долины Нахтоху густо поросла даурской березой и монгольским дубом. Начиная
от Локтоляги, она постепенно склоняется
к югу и только около Хулеми опять поворачивает на восток.
Залив Рында находится под 44° 41' с. ш. и 136° 31' в. д.
от Гринвича и состоит из двух заливов: северного, именуемого Джигитом, и южного — Пластун. Оба они открыты со стороны моря и потому во время непогоды не всегда дают судам защиту. Наибольшая глубина их равна 25–28 м. Горный хребет, разделяющий оба упомянутых залива, состоит из кварцевого порфира и порфирита с включением вулканического стекла. Чем ближе
к морю, тем горы становятся ниже и на самом
берегу представляются холмами высотой
от 400 до 580 м.
Километрах в 10
от реки Соен тропа оставляет
берег и через небольшой перевал, состоящий из роговообманкового андезита, выходит
к реке Витухэ — первому правому притоку Кусуна. Она течет в направлении с юго-запада на северо-восток и по пути принимает в себя один только безымянный ключик. Окрестные горы покрыты березняком, порослью дуба и сибирской пихтой.
Пока стрелки готовили чай, я
от нечего делать пошел
к берегу моря посмотреть птиц.
От деревни Кокшаровки дорога идет правым
берегом Улахе, и только в одном месте, где река подмывает утесы, она удаляется в горы, но вскоре опять выходит в долину. Река Фудзин имеет направление течения широтное, но в низовьях постепенно заворачивает
к северу и сливается с Улахе на 2 км ниже левого края своей долины.
Переход
от окитаенных тазов на
берегу моря
к тазам, у которых еще сохранилось так много первобытного, был очень резок.
От гольдских фанз шли 2 пути. Один был кружной, по левому
берегу Улахе, и вел на Ното, другой шел в юго-восточном направлении, мимо гор Хуанихеза и Игыдинза. Мы выбрали последний. Решено было все грузы отправить на лодках с гольдами вверх по Улахе, а самим переправиться через реку и по долине Хуанихезы выйти
к поселку Загорному, а оттуда с легкими вьюками пройти напрямик в деревню Кокшаровку.
Я видел, что казаки торопятся домой, и пошел навстречу их желанию. Один из удэгейцев вызвался проводить нас до Мяолина. Та
к называется большой ханшинный завод, находящийся на правом
берегу Имана, в 7 км
от Картуна, ниже по течению.
Китайская заездка устраивается следующим образом: при помощи камней река перегораживается
от одного
берега до другого, а в середине оставляется небольшой проход. Вода просачивается между камнями, а рыба идет по руслу
к отверстию и падает в решето, связанное из тальниковых прутьев. 2 или 3 раза в сутки китаец осматривает его и собирает богатую добычу.